Шея, челюсти, подбородок и лоб Рика дергались от боли, в ушах все еще шумело. Массажист Маттео дал ему не сочетающиеся со спиртным болеутоляющие таблетки, поэтому пиво он не пил, а аппетита не было.
Видеопленка запечатлела схватки, тайм-ауты, перерыв. По мере того как близился конец матча, шум в зале стихал. Оператор включил замедленное воспроизведение. Когда на экране Рик вышел из-за линии нападения и сделал вид, что побежит сам, в пиццерии установилась тишина. Удар Маски Рику в подбородок был выполнен на высшем уровне — в Америке от такого комментаторы пришли бы в восторженное неистовство. В понедельник утренние кабельные каналы провозгласили бы его «Ударом дня» и крутили бы запись каждые десять минут. «У Марио» все притихли и смотрели, как их квотербек, жертвуя собой, не сдает позиций и отправляет бомбу на территорию врага. Кто-то неодобрительно заворчал, когда Маски хладнокровно ударил шлемом в подбородок Рика — все в рамках правил, прием абсолютно законный, но необыкновенно жестокий.
Но то, что произошло на другом конце поля, вызвало бурное ликование.
Прием мяча был прекрасно и во всех деталях схвачен оператором. Повтор этого действия на экране во второй и в третий раз так же возбуждал, как во время игры на поле. Фабрицио, что было для него совсем нехарактерно, вел себя так, словно ничего особенного не произошло — обычная работа, не более. И не такое случалось.
Когда пицца была съедена, а пленка кончилась, перешли к официальной части. Синьор Брункардо сказал очень длинную речь, Сэм гораздо короче, а затем в этот величайший момент в истории команды «Пантер» оба снялись с Суперкубком. Игроки затянули застольную, и Рик понял, что пора уходить. Длинный вечер плавно переходил в бесконечную ночь. Он вышел из пиццерии, взял такси и вернулся в отель.
Через два дня он встретился с тренером Руссо в «Сорелле Пикчи» поблизости от дома на страда Фарини. Им следовало кое-что обсудить, но сначала они вспомнили игру и, поскольку Сэм в этот день не работал, распили на двоих под макароны бутылку «Ламбруско».
— Когда собираешься домой? — спросил Сэм.
— Не планировал. Я не спешу, — ответил Рик.
— Странно. Как правило, американцы заказывают билет на следующий день после последней игры. Ты не соскучился по дому?
— Мне необходимо повидаться с родителями, но «дом» в наши дни — понятие растяжимое.
Сэм прожевал макароны и продолжил:
— Ты уже строишь планы на следующий сезон?
— Пока нет.
— Мы можем об этом поговорить?
— Мы можем говорить о чем угодно, но тебе придется расплатиться за еду.
— Платит синьор Брункардо. Он в отличном настроении. Ему нравится побеждать, нравится шумиха в прессе, фотографии, кубки. Он хочет на будущий год повторить нынешний успех.
— Понятное желание.
Сэм наполнил бокалы.
— Твой агент… как его?
— Арни.
— Арни все еще на горизонте?
— Нет.
— Хорошо. Следовательно, мы можем обсудить дело?
— Разумеется.
— Брункардо предлагает двадцать пять тысяч евро в месяц в течение двенадцати месяцев плюс квартиру и машину на год.
Рик сделал большой глоток вина и уставился на красную клетчатую скатерть.
— Он предпочитает отдать деньги тебе, чем нанимать еще американцев, — продолжал тренер. — И задает мне вопрос: мы можем выиграть на будущий год с тем же составом команды?
Рик в знак согласия кивнул и усмехнулся.
— Поэтому он подсластил твою долю.
— Неплохой контракт, — ответил Рик, думая больше не о зарплате, а о квартире, которая теперь потребуется для двоих. И еще он вспомнил Сильвио, работника фермы, и водителя цементовоза Филиппо. Они пошли бы на убийство за такие деньги, а между тем тренируются и играют наравне с ним.
Но они не квотербеки — это тоже факт.
Новый глоток вина, и он подумал о четырехстах тысячах долларов. Именно такую сумму предложила ему команда «Буффало», когда шесть лет назад он подписывал с ней контракт. И еще о Рэндалле Фреймере, своем товарище по команде в Сиэтле. Ему дали восемьдесят пять миллионов долларов, чтобы он семь лет играл распасовщиком. Все в мире относительно.
— Понимаешь, Сэм, полгода назад в Кливленде меня вынесли с поля. Я очнулся в больнице только через сутки. Мое третье сотрясение мозга. Врач посоветовал мне уйти из спорта. Мать умоляла бросить футбол. В прошлое воскресенье я очнулся в раздевалке. Я устоял на ногах, сам ушел с поля, наверное, радовался вместе со всеми. Но я ничего не помню. Меня снова вырубили. В четвертый раз. Не представляю, сколько еще я могу это выдержать.
— Понимаю.
— В этом сезоне я получил несколько ударов. Все-таки футбол есть футбол. А Маски поддел меня не хуже, чем в НФЛ.
— Ты хочешь уйти из спорта?
— Не знаю. Дай мне немного времени подумать, чтобы прояснилось в голове. Я собираюсь на несколько недель на море.
— Куда?
— Мой тур-консультант решила, что это будет Апулия, на крайнем юге — в каблуке итальянского сапога. Был когда-нибудь там?
— Нет. Едешь с Ливви?
— Да.
— А как дела с ее визой?
— Она над этим работает.
— Выходит, ты ее похищаешь?
— Это взаимопохищение.
Они вошли в вагон и сидели в жаре, пока другие пассажиры спешили занять места. Ливви, расположившись напротив, успела сбросить туфли и положила ступни Рику на колени. Оранжевый педикюр. Мини-юбка. Целые мили ног.
Она развернула расписание поездов Южной Италии и спросила, какие у него мысли, соображения и пожелания. И когда он не сумел ответить ничего путного, предложила следующий план: неделю они проведут в Апулии, затем на десять дней переправятся на пароме на Сицилию, потом снова морем — на Сардинию. С приближением августа повернут на север, подальше от отпускников и жары — в гористые области Венето и Фриули. Ливви хотела познакомиться с Вероной, Виченцей и Падуей. Осмотреть все, что можно.